|
Из круга "Мира искусства"
Проявившийся вдруг интерес к стилю модерн заставил специалистов более внимательно отнестись к изучению той эпохи, когда он диктовал свои законы. И хотя вроде бы он давно досконально изучен, имена художников круга "Мира искусства", как и их произведения, давно стали хрестоматийными, тем не менее здесь еще и сейчас могут случаться открытия. Таковое и произошло в Московском центре искусств, который совместно с американской галерей АВА (она уже более двадцати лет занимается русской живописью и скульптуро ...
Проявившийся вдруг интерес к стилю модерн заставил специалистов более внимательно отнестись к изучению той эпохи, когда он диктовал свои законы. И хотя вроде бы он давно досконально изучен, имена художников круга "Мира искусства", как и их произведения, давно стали хрестоматийными, тем не менее здесь еще и сейчас могут случаться открытия. Таковое и произошло в Московском центре искусств, который совместно с американской галерей АВА (она уже более двадцати лет занимается русской живописью и скульптурой XIX – начала XX века) открыл выставку произведений Бориса Анисфельда (1879 – 1973) из собраний Метрополитен-музея, Бруклинского музея, Музея современного искусства (Нью-Йорк), Художественного института (Чикаго), Музея изящных искусств (Сан-Франциско), Третьяковской галереи, Русского музея и частных коллекций. Хотя имя Анисфельда в принципе известно узкому кругу специалистов, в нашей стране о нем почти забыли, потому что еще в 1917 году он эмигрировал в США, где, в отличие от более удачливых коллег вроде А.Бенуа, Л.Бакста или самого С.Дягилева, Анисфельд более 30 лет преподавал в школе при Художественном институте Чикаго. А начинал он еще в 1905 году, когда его, студента Петербургской академии художеств, Игорь Грабарь представил Дягилеву. С тех пор и вплоть до отъезда в Америку их судьбы были тесно связаны: Анисфельд участвовал как в выставках "Мира искусства", так и в создании декораций и костюмов к дягилевско-фокинским постановкам (например, к "Свадьбе Зобеиды" Гуго фон Гофмансталя). И этому он остался верен всю жизнь, стараясь и в депрессивные 30-е, и в тяжелые 40-е, и в оптимистичные 50-е изображать мир столь же жеманным, изломанным, изысканным, надменным и насмешливым, каким он представлялся эстетам рубежа ХХ века. Старомодным он оставался и в другом – в том, что всю жизнь виртуозно владел не только рисунком, но и колоритом (сам он неоднократно говорил, что "всегда воспринимает вещь сначала в цвете"). И именно этим он интересен сейчас, потому что это – еще одно подтверждение высочайшего мастерства художников того необычного времени.
|
