Телеканал «Культура» показывают программу «Сочинение пространства. Вариант Шейнциса», посвященную памяти великого театрального художника, соавтора почти всех спектаклей Марка Захарова – Олега Ароновича Шейнциса.

Программа «Сочинение пространства. Вариант Шейнциса» – уникальный шанс увидеть «изнанку» театра, «подсмотреть», что происходит на сцене за несколько часов до спектакля, оценить неимоверную сложность театрального дела, «нервом» которого является художник. Сам Шейнцис шутит: «Когда художника нет – всем легче. Он вечно всем недоволен. Художник – всегда тревожащий элемент, иначе он не нужен». Коллеги Олега Ароновича из постановочной части «Ленкома» замечают, что самой волнующей минутой была «сдача» сцены художнику, а не режиссеру и актерам. Декорация Шейнциса никогда не была просто установкой или картинкой – это всегда была идея, определяющая спектакль. Марк Захаров замечает: «Мы его называли режиссер-сценограф, чтобы показать, что вклад Олега во многие спектакли велик и где-то граничит со вкладом режиссера». Помимо оригинального конструктивистского мышления, Шейнцис обладал уникальной способностью замечать мелочи. Именно партитура мелочей, старательно собранные «следы человеческого духа» создавали атмосферу необыкновенной наполненности, яркости, сложности захаровских спектаклей. «Олег Аронович рассказывал, что количество человеческого труда, человеческих сил, вложенных в ту или иную вещь, передается и артистам и, в итоге, зрителям, – вспоминает Виктор Шилькрот, ученик Шейнциса. – Это все наполняет спектакль, даже изнаночная сторона, которую никто не видит».

Интереснейшие истории о методе работы Шейнциса рассказывают сотрудники постановочной части «Ленкома», художник Сергей Бархин, Алексей Кондратьев, Виктор Шилькрот и, конечно, сам Марк Захаров, для которого Шейнцис был больше, чем другом и художником. Он был «нервной системой» театра «Ленком». Шейнцис «болел» за спектакль, как никто другой. Допоздна работал в театре и считал предателями тех, кто уходит раньше. Вся его жизнь прошла в «Ленкоме», которому он ни разу не изменил. Духом Шейнциса пропитан весь театр. И не зря, когда камера проезжает по пустым коридорам, цехам, мастерским «Ленкома», мы слышим закадровый рассказ художника, который раскрывает нам существо призвания сценографа. Сергей Бархин замечает: «У него все было очень интенсивно. А вообще, если его определить одним словом – он воин. Даже по подходу воин. Он пригодился бы в любом деле, как мотор, заводящий других. Такими могли бы быть апостолы. Он был дьявольски, дьявольски горяч. Таких уже не будет у нас, в нашем деле».